Спешнев, Николай Алексеевич

Материал из LingvoWiki
Перейти к навигацииПерейти к поиску
Nikolaj Speshnev.jpg

Николай Алексеевич Спешнев (13 августа 1931, Пекин — 14 июня 2011, Санкт-Петербург) — китаевед, лингвист, доктор филологических наук, почётный профессор СПбГУ, заслуженный работник высшей школы РФ, член Европейской ассоциации китаеведов, международной ассоциации преподавателей китайского языка.

Биография

Прадед (Спешнев Николай Александрович) был членом кружка петрашевцев. Был арестован и приговорен к смертной казни, которая в последний момент была заменена на каторгу. Дед был военным — полковником. После окончания военного училища в 1896 году попал на Дальний Восток. Во Владивостоке закончил Восточный институт по специальности «японский, маньчжурский, китайский и тибетский языки». В 1921 году вся семья перебралась в Харбин. Проработав какое-то время в Харбине преподавателем в гимназии, дед, а позже и его сын (отец Н. А. Спешнева) переезжают в Пекин, где и жили с 1925 по 1947 год. В 1931 году родился Николай.

В детские годы обучался в школе «Сакре Кер» (английская средняя школа при Кембридже), окончил также восемь классов китайской средней школы. Билингв. Лингвистическая одаренность, языковая среда, любознательность обусловили успехи Н. А. Спешнева, он прекрасно овладел китайским языком и досконально, «изнутри», прочувствовал особенности психологии китайцев, узнал их быт, нравы и обычаи.

После возвращения в 1947 году в СССР семья жила в Оренбургской области в городе Новотроицке. Дед был репрессирован как японский шпион, и в Ленинград семья смогла перебраться только благодаря родственникам.

Поступил на отделение китайской филологии Восточного факультета ЛГУ. Ещё студентом вел занятия по разговорному языку. С 1957 года — ассистент, в 1968 году защитил кандидатскую диссертацию, с 1974 года — доцент. В 1987 году защитил докторскую диссертацию, с 1989 года — профессор кафедры китайской филологии.

Серия работ с использованием экспериментальных методов исследования позволила ее автору сделать ряд открытий в области фонетики китайского языка, касающихся природы словесного ударения, качества гласных, ритмической основы языка. Н. А. Спешнев разработал уникальную методику преподавания фонетики и разговорного китайского языка, возглавляя в конце 1950-х — начале 1960-х годов Методическую комиссию восточного факультета. Методика, разработанная Н. А. Спешневым, с успехом применяется и в ряде европейских стран (Германия, Чехия, Норвегия, Италия).

Другой сферой научных интересов Спешнева стало изучение простонародной литературы Китая. Исследователь не только воссоздал картину эволюции жанра, но и обратился к принципиально новым вопросам музыкального сопровождения и особенностей стихосложения в фольклорных произведениях. Итогом многолетней работы явилась монография «Китайская простонародная литература» (1986), получившая университетскую премию. За это исследование в 1987 г. Спешнев и удостоился ученой степени доктора филологических наук.

Спешнев впервые в российском китаеведении исследует природу китайского юмора, национальное своеобразие форм комизма, обусловленность способов создания комического эффекта китайскими культурными традициями, психическим складом китайцев. Впервые в мировом китаеведении он обратился к проблеме традиционного китайского детского фольклора и проанализировал истоки национальной психологии. В начале 1990-х годов собранная им уникальная литература по национальной психологии китайцев позволила ему впервые в мире подготовить курс лекций по китайской этнопсихологии, который он читает с 1996 г. в Санкт-Петербургском университете, а также в университетах Чехии, Италии, Норвегии и в самом Китае.

Спешневу принадлежат многочисленные переводы китайских прозаических и драматургических произведений на русский язык, за что он удостоен почетного диплома Союзакитайских писателей (2007). Владея искусством синхронного перевода, он был переводчиком на многочисленных международных форумах. В 1972–1974 гг. находился на дипломатической службе в Пекине в качестве эксперта-переводчика советской правительственной делегации на переговорах по пограничному урегулированию. Спешнев неоднократно участвовал во встречах в верхах в качестве эксперта. В 1992– 1994 гг. он читал на Тайване лекции по сравнительному литературоведению, истории русской литературы и истории русского искусства, знакомя китайцев с русской духовной культурой.

Был переводчиком у Хрущева, Брежнева, Горбачева.

Автор 150 научных работ, в том числе несколько монографий. Разработал несколько курсов: «Фонетика и фонология китайского языка», «Лексикология китайского языка», «Стилистика китайского языка», «Введение в китайскую филологию», «Китайская простонародная литература», «Новая и новейшая китайская литература», «Этнопсихология китайцев», а также подготовлены специальные семинары: «Вводный фонетический курс китайского языка», «Китайская скоропись», «Бытовая эпиграфика», «Теория и практика художественного перевода».

Основные работы

  • Акустическая природа словесного ударения в современном китайском языке // Учен. зап. Ленингр. ун-та. № 236 (Чжунго юйвэнь (Китайский язык). 1959. № 9).
  • Гуань Ханьцин. Тронувшая небо и землю горькая обида Доу Э // Юаньская драма. Л., 1965 (пер. с китайск.).
  • Кан Цзинчжи. Ли Куй из лагеря Ляншаньбо приносит повинную голову // Юаньская драма. Л., 1965 (пер. с китайск.).
  • О зависимости финалей китайского языка от тона // Исследования по китайскому языку. М., 1973.
  • Фонетика китайского языка. Л., 1980. Лао Шэ. Сказители. М., 1986 (перевод).
  • Китайская простонародная литература. М., 1986. О некоторых тенденциях в современной китайской драме // Востоковедение / Отв. ред. А. А. Долинина, Е. А. Серебряков. Вып. 33. СПб., 1991.
  • Лю Шуган. Визит мертвого к живым; Ли Вань-фэн, Линь Иньхай. Утренние прогулки; Ван Пэйгун. Мы // Современная Китайская драма. М., 1991 (перевод).
  • Teaching and Research on Chinese Language at St. Petersburg University in the 19th and 20th Cen-turies // Europe studies China. London, 1995.
  • Лао Шэ. Юмор. СПб., 1997 (перевод).
  • Psycological Aspects of the Perception of Quyi Arts in the Chinese Audience // The Eternal Story-teller, Oral Literature in Modern China. London, 1999.
  • Лао Шэ и юмор (Лао Шэ юй юмо) // Лао Шэ и двадцатый век (Лао Шэ юй эрши шицзи): Сб. Тяньцзинь, 2000 (на китайск. яз).
  • Rhythm as a Stylistic Device in Chinese Literary Texts // Archiv Orientalni. 2000. Vol. 68. N 1.
  • Traditional Nursery Rhymes of Beijing // Chinese at Play: Festivals, Games and Leisure. London, 2002.
  • Фэн Цзицай. Чудаки. СПб., 2003 (перевод).
  • Введение в китайский язык. Фонетика и разговорный язык. СПб., 2004.
  • Пекин — страна моего детства. СПб., 2004.
  • Китайская филология: Избранные статьи. СПб., 2006.
  • Дискуссия об этнопсихологии китайцев // Восток—Запад: Историко-литературный альма-нах. М., 2006.
  • Пу И. Последний император. М., 2006 (перевод).
  • Те Нин. Всегда — это сколько? // Месяц туманов: Антология современной китайской прозы. СПб., 2007.
  • Фэн Цзицай. Сестрица Юй и ее замухрышка-муж // Современная китайская проза: Антология. М., 2007.
  • Песенно-повествовательное искусство // Духовная культура Китая: Энциклопедия. М., 2008.
  • «Идеальный герой» и этнопсихология китайцев // Раздвигая горизонты науки. К 90-летию академика С. Л. Тихвинского. М., 2008.
  • Китайцы. Особенности китайской психологии. КАРО, 2011, СПб.

Интересные факты

Это интервью с профессором восточного факультета, китаистом Николаем Спешневым «Фонтанка» готовила к 80-летнему юбилею ученого — в августе 2011-го. Но так получилось, что оно стало последним в его жизни: 14 июня Николая Алексеевича не стало. Перед вами – беседа с человеком, который был потомком петрашевца и друга Достоевского Николая Спешнева, родился и вырос в Китае и переводил для Хрущева, Брежнева и Горбачева.

– Николай Алексеевич, расскажите, пожалуйста, про Вашего прапрадеда – Николая Александровича Спешнева.
Мой прапрадед был членом кружка петрашевцев. Он был арестован вместе со всеми членами кружка, и так же, как и все, был приговорен к смертной казни, которая в последний момент, когда все уже стояли на Семеновском плацу, была заменена на 10-летнюю каторгу. Мой дед помнил его: дед родился в 1872 году, а прапрадед умер в 1882. Любопытно, что я в свое время дружил с внуком Достоевского, а мой прапрадед был другом Достоевского. Еще моему предку принадлежал дом на Кирочной улице, который потом отобрали, когда вынесли приговор и лишили прапрадеда дворянского звания. Но в этот дом не захожу – только иногда смотрю на него, когда оказываюсь рядом.
– Николай Алексеевич, Вы родились в Китае, там же и провели свое детство. Расскажите, как Вы оказались так далеко от России?
Это непростая история. Мой дед был военным – полковником. После получения военного образования в 1896 году он вызвался поехать на Дальний Восток, что в те времена было редкостью – мало кто высказывал такое желание. При этом на Дальний Восток он плыл на пароходе через Индийский океан, на котором он, кстати, познакомился с моей бабушкой.
Во Владивостоке он закончил Восточный институт по специальности «японский, маньчжурский, китайский и тибетский языки». Так что, помимо технического образования, которое он получил как военный, он еще стал востоковедом. Это ему помогло в какой-то степени в дальнейшем. Дело в том, что, когда началась революция 1917 года, он отправился к Колчаку, но, не добравшись до расположения войск адмирала, попал по дороге в плен к красным.
Там он пробыл какое-то время, а потом выяснилось, что одному комиссару требуется переводчик с японского, и мой дед опять поехал во Владивосток. Там он немного поработал, а в 1921 году вся семья решила уехать в Харбин. Этот город в то время был отчужденной территорией КВЖД, и там дед стал преподавать русский язык в местной гимназии. А его сын, то есть мой отец, стал работать на пограничной заставе. Потом дед перебрался в Пекин, а за ним – и мой отец, где они жили с 1925 по 1947 годы, и где в 1931 году родился я.
При этом ни мой дед, ни отец, ни я так и не стали гражданами Китая. Я даже помню, что после того, как японцы захватили Китай в конце 1930-х годов, я ходил с повязкой на руке с унизительной надписью: «Без гражданства».
– А в Китае Вы учились в русской школе или китайской?
Сначала я год проучился во французском пансионе, изучая английский и французский, а потом – в китайской. Вообще, к русским, которые знают китайский язык, там всегда относились и относятся хорошо: в Китае уважают людей, знающих язык этой страны. Считается, что если европеец его выучил, значит, он что-то может и уважает эту страну, хочет в ней жить. А поскольку мой отец, видимо, подумал о моем будущем, то он отдал меня в китайскую школу.
Я был единственным русским в классе. А ведь в Пекине были и английская, и французская, и немецкая, и русская православная школы. Но отец принял именно такое решение. И я в восемь лет пошел в китайскую школу, где проучился до окончания войны. Ушел я из нее в 1945 году, когда при советском посольстве была создана русская школа, которая называлась «Школа советских граждан при генкосульстве СССР». При этом так получилось, что я, закончив восьмой класс китайской, пошел в пятый класс русской школы.
Сейчас в Китае сделали фильм про меня, и там мои бывшие товарищи по пекинской школе вспоминают, что, по их мнению, я был вполне обыкновенным китайцем. Но, в отличие от местных жителей, которые являются интровертами, я был экстравертом, так что меня часто наказывали за экспрессивность, которая там не поощряется.
Сейчас китайцы зовут меня сделать фильм о Пекине моего детства, потому что они не знают о Пекине того времени то, что знаю я.
– А когда Вы вернулись в Советский Союз?
В 1947 году. Ехали, как сейчас помню, на теплоходе «Гоголь» – через Цусимский пролив до порта Находка. А уже оттуда в теплушках поехали на Урал и осели в Оренбургской области в городе Новотроицке: дальше нас не пустили.
Деда вскоре арестовали по обвинению в том, что он японский шпион, и больше мы его не видели. Почему японский? Дело в том, что после того, как японцы захватили Китай, он работал какое-то время у них на радиостанции.
В Ленинград я приехал благодаря родственникам: моя тетка была известным советским оптиком, дядя – профессором МГУ. Кроме того, о моем переходе хлопотал академик Сергей Вавилов, который был тогда директором Оптического института. И потом, уже закрепившись в Ленинграде, я перетянул туда и отца.
– Спрашивать о том, почему Вы решили поступать на восточный факультет, наверное, не нужно…
Он сам меня нашел. Я еще школу оканчивал, а уже им тексты наговаривал. Также до поступления я уже был переводчиком у первой группы китайских студентов, которые учились в Горном институте – переводил им высшую математику и черчение, сам ничего в этом не понимая.
Я вообще хотел быть музыкантом, дирижером симфонического оркестра. Но потом я на охоте покарябал себе палец, и уже ни на скрипке играть не мог, ни на фортепиано. Но, видимо, все эти мои задатки перешли в педагогику – в итоге я решил стать ученым и преподавателем.
Могу сказать, что студенты меня любят: занятия у меня нескучные. Многие говорят, что они – как спектакль. Я так не считаю, но я стараюсь сделать лекции по китайской фонетике веселым делом. Ведь китайская фонетика – это страшнейший труд. Если нет слуха, то китаистом лучше не становиться – во всяком случае, разговорный язык точно не освоишь.
– Помимо преподавания, Вы еще переводили для первых лиц советского государства. Расскажите, с кем Вам довелось встретиться.
Первым высокопоставленным чиновником, для которого я переводил, был Никита Сергеевич Хрущев. Это было в 1957, на Фестивале молодежи и студентов в Москве. Там была китайская делегация, при которой я был главным переводчиком. И во время торжества в Кремле одна из известных китайских актрис захотела пообщаться с Хрущевым. Никита Сергеевич, которого я обычно воспринимал по репортажам, оказался очень серьезным человеком, никакого «хи-хи» - «ха-ха». У них состоялся очень непринужденный и серьезный разговор.
После Хрущева я переводил для Брежнева, когда он еще был председателем Верховного Совета. Во время одного из партийных съездов он приехал сюда с председателем КНР Лю Шаоци. Брежнева я запомнил веселым и энергичным. На мой взгляд, этот Брежнев, и тот, который был потом генсеком, – совершенно разные люди.
Больше всего, конечно, мне повезло с Горбачевым: с ним и Раисой Максимовной мы были и в Китае, и на Тайване. В Китае – в 1989, я тогда в основном переводил для Раисы Максимовны, а на Тайване – в 1994, куда они приехали по приглашению местного бизнесмена. И там мы провели 5 суток, в течение которых я работал один – без помощника. А ведь не зря говорят, что синхронист должен 20 минут переводить и 40 минут отдыхать. Было очень сложно: даже во время торжественных обедов, когда все люди ели, я не успевал даже закусить – нужно было все время переводить. Но больше всего мне нравилось работать с нашими театрами, которые гастролировали в Китае. Я редактировал переводы Чехова, Островского на китайский язык и делал слайды, на которых писал текст, чтобы китайские зрители могли прочитать текст. Хорошо знал Олега Ефремова, Кирилла Лаврова.
– А как вообще китайцы относились и относятся к русским?
Им нужно объяснять, что они – интроверты, а мы – экстраверты, и нам не нужно удивляться, что они такие, а мы такие. Для них наша экстравертность – это грубость, поэтому первое, что про нас пишут, это «грубые». Еще говорят, что мы не держим слова. А для них китаец, который не сдержал слова и потерял свое реноме, – это катастрофа, он может пойти и покончить с собой. Поэтому если ты ведешь с китайцем переговоры, то оставь ему форточку для отступления, чтобы он не оказался в тупике.

Главное – не оправдывать какие-то грубые вещи, но пытаться понять представителя другой цивилизации. Важно именно понять – тогда будет диалог! А если не хочешь понимать, то тогда диалога не будет.

Примечания

Статья сперта отсюда.

Ссылки